СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ МИРОВОГО РЫНКА ТОПЛИВА

Если раньше основными рисками мы называли перепроизводство, недостатки регулирования, односторонние санкции, то сейчас эти факторы оказались второстепенными по отношению к общей беде — пандемии.

Помимо непосредственного влияния COVID-19 на работу предприятий нефтяная отрасль пострадала и от резкого сокращения спроса, в первую очередь со стороны транспортного сектора, который оказался наиболее уязвимым из-за карантинных мер по всему миру. Так, в апреле 2020 года, по данным Rystad Energy, спрос снизился на 27%, а его среднегодовое падение прогнозируется на уровне 11% (10,8 млн барр./сут.).

Спрос на газ по-разному реагирует на кризис в различных секторах:

• снижается в промышленности и коммерческом секторах из-за ухода части потребителей на карантин;
• вслед за электропотреблением сокращается в секторе электроэнергетики (хотя здесь многое зависит от особенностей национального регулирования и структуры установленной мощности);
• растет в домохозяйствах в связи с переходом на удаленный режим работы и учебы (в первую очередь на нужды отопления и для приготовления пищи).

В качестве основных последствий эксперты выделяют:

• разрушение традиционных международных экономических связей и закрытие внутренних национальных рынков;
• значительное снижение потребления и деловой активности;
• регуляторную политику, ориентированную на субсидирование зеленой энергетики;
• коренное изменение роли миноритарных институциональных инвесторов, оказывающих влияние на направления развития отраслей промышленности.

Примечательно, что под влиянием пандемии в 2020 году произошел рекордный спад мировой экономики — после десятилетнего роста на уровне около 4% в год мировой ВВП снизился на 4,3%. Это самое резкое сокращение производства со времен Великой депрессии. При этом на поддержку мировой экономики уже направлено более 16 трлн долларов, что превышает 15% мирового ВВП.

В результате мировая экономика уверенно восстанавливается, оживает деловая активность. Так, МЭА и ОПЕК ожидают, что спрос на нефть может восстановиться уже в ближайшие 12 месяцев. При этом во втором полугодии текущего года можно ожидать дефицита.

Примером динамичного выхода из кризиса стал Китай, который сделал акцент на восстановлении реального сектора экономики. Успехи Китая в борьбе с пандемией связаны с высокой степенью мобилизации всех ресурсов, своевременно начатыми карантинными мероприятиями, оперативно оказанной адресной помощью правительства наиболее пострадавшим отраслям. Несмотря на то, что вакцинация в Китае формально не обязательна, существует практически тотальная система отслеживания зараженных, их изоляции на период карантина и блокировки целых районов, где обнаружены не тысячи фактов заражения в день, как в ряде стран, а единичные случаи в течение нескольких месяцев. По итогам 2020 года рост ВВП страны составил 2,3%, и уже в 2021 году он может вернуться к докризисным уровням.

Другим примером реагирования является рост денежной массы в США: на 25% увеличился объем денежной массы в 2020 году, в текущем году рост продолжается. При этом политика количественного смягчения Федеральной резервной системы оказывает лишь ограниченное воздействие на восстановление реального сектора. В целом можно отметить, что в США в отличие от Китая мы наблюдаем стимулирование не столько реального производства, сколько фондового рынка. Резкий приток средств на фондовый рынок, капитализация которого уже более чем вдвое превысила американский ВВП, может повлечь значительную коррекцию (как это было уже не раз), сравнимую с крахом доткомов в начале 2000-х годов.

Ситуация на фондовом рынке развивалась на основе стратегии buy-back. Данная стратегия реализуется в ситуациях, когда компания выкупает бумаги у акционеров и фактически забирает из обращения на фондовом рынке, а также если свободные наличные средства не находят применения в инвестициях для развития компании. Кроме того, «обратный выкуп» реализуется в целях улучшения соотношения прибыли на цену акции и получения льгот при начислении налога на дивиденды, то есть в ситуациях, не связанных с улучшением и оптимизацией основных производственных процессов. С одной стороны, это позволяет увеличить фактические доли крупнейших акционеров и упрочить их позиции, а, с другой стороны, не ведет к развитию бизнеса.

В итоге возникает ситуация, когда капитализация ряда секторов растет без поддержки фундаментальных факторов, создавая риски для мировой экономики из-за возникновения «пузырей» на финансовых рынках. Конечно, особую прививку роста от подобных мер получили так называемые алгоритмические корпорации, поставившие рекордные значения по капитализации.

Произошедший в марте 2020 года конфликт между ключевыми участниками ОПЕК+, хотя он и был быстро преодолен, отражает ограниченную договороспособность нефтяных экспортеров в случае долгосрочного и существенного сокращения мирового спроса на углеводороды. В краткосрочной перспективе страны ОПЕК+ с большой вероятностью смогут договариваться об ограничениях на добычу для поддержания цен. Однако если тенденции по декарбонизации будут усиливаться, сделать это будет все труднее. Саудовская Аравия и другие страны Персидского залива с большими запасами и низкой себестоимостью добычи могут перейти к стратегии увеличения добычи в целях ускоренной монетизации своих ресурсов. Это может привести к долгосрочному снижению нефтяных цен.

Наряду с Китаем другим локомотивом восстановления мирового спроса должна стать Индия. Рост потребления в Индии, который последует после окончания пандемии, будет означать системное укрепление потребительского рынка в этой огромной стране. По прогнозу МВФ, в ближайшие пять лет ВВП Индии будет расти на 7,7%, а ВВП Китая — на 5,8% в год. Востребованность энергоресурсов в этих странах также будет увеличиваться опережающими темпами. Примечательно, что энергетическая концепция Индии делает ставку не на одно или два приоритетных направления, а предполагает сбалансированное развитие всех источников энергии — возобновляемой энергетики, биотоплив, газа, более чистого использования нефти и угля, а также перехода к новым источникам энергии, включая водород.

Несмотря на данный позитивный аспект, задаваемый локомотивами спроса, недостаточное инвестирование может поставить под угрозу стабильность поставок нефти в долгосрочной перспективе. По оценке экспертов, поддержка текущего уровня добычи до 2040 года требует инвестирования в мировую нефтегазовую отрасль около 17 трлн долларов (около трети всех мировых инвестиций в энергетику). По утверждению Игоря Сечина на Петербургском международном экономическом форуме — 2021, указанный риск связан как с требованиями полного отказа от инвестиций в нефтегазовый сектор со стороны различных стейкхолдеров, так и со стремлением мейджоров увеличивать акционерную стоимость и доходы акционеров за счет роста дивидендов и выкупа акций.

Компании попали в зависимость от конъюнктурных интересов отдельных групп инвесторов. Так, некоторые из них вынуждены реализовывать только те проекты, от которых будет отдача уже в ближайшие годы, и отказываются от поиска и разведки новых запасов. В результате прирост запасов нефти и газа в последние годы находится на исторических минимумах, и определенный дефицит ресурсов просматривается уже сейчас. Этот тренд может стать новой нормой для мировых мейджоров и привести к истощению ресурсной базы. Мир рискует столкнуться с острым дефицитом нефти и газа.

Разворот в сторону освоения возобновляемых источников энергии (ВИЭ) Европа начала еще в начале 1990-х годов, аргументируя это необходимостью снижения своей углеводородной зависимости. При этом с 2000 по 2005 год официальная причина использования ВИЭ сменилась с «энергетической независимости» на «сохранение климата». Доля ветряной и солнечной энергии в производстве электричества достигла в мире 9,5%, в том числе 19,1% — в Европе.

К 2010 году появилась иллюзия того, что возобновляемой энергетикой можно заменить до 80% энергопотребления, а исследования европейских и американских ученых, которые доказывали несостоятельность энергетического перехода путем отказа от газовой, угольной, нефтяной и атомной энергетик, попросту высмеивались рядом «экспертов». И это несмотря на то, что доказательства основывались на общепринятой методологии расчета EROI (energy return on investment — соотношение полученной энергии к затраченной) так называемой энергетической рентабельности.

В 2016 году швейцарские ученые, проанализировав прямые и косвенные издержки и затраты на солнечную генерацию в Швейцарии и Германии, пришли к выводу, что за последние 20 лет солнечная энергетика даже не окупила энергетических затрат на производство солнечных панелей, став в итоге не источником энергии, а ее поглотителем.

При этом инвесторы не обращали внимание на данные показатели. Вместо фундаментальных финансовых и операционных показателей, позволяющих реально оценить текущие и будущие перспективы бизнеса, инвесторы акцентируют внимание на углеродной нейтральности, зеленом ребрендинге и затратах на обратный выкуп акций.

В целом зеленый переход базируется на «капитально интенсивных проектах», где цена критически завязана на стоимости капитала, поэтому в условиях околонулевых ставок крупнейших центральных банков за последние 12—18 месяцев декарбонизация сильно ускорилась. Стоимость глобального энергоперехода для мира составит 40 трлн долларов до 2050 года, подсчитали в OilPrice. Примечательно, что общий объем ВВП стран ЕС, являющихся главными сторонниками отказа от нефти, газа и угля в пользу зеленых технологий производства энергии, составляет всего 15,5 трлн долларов.

В результате повышения налога на выбросы углекислого газа (УН) стоимость генерации энергии на традиционных источниках растет, а вслед за ней и цены на остальные товары. В Европе уже наблюдаются признаки недовольства новой энергетической политикой. В менее развитых странах подобная практика может привести к серьезному падению уровня жизни. В целях снижения негативного эффекта от УН Россия требует от ЕС признания обращающихся внутри страны квот на выбросы СО₂. Для повышения конкурентоспособности компании стремятся к получению налоговых стимулов и дешевого финансирования на инновационные подходы к снижению углеродного следа.

Одним из способов снижения влияния стоимостного фактора и развития энергетических проектов на собственных возобновляемых источниках являются договоры о поставке мощности (ДПМ). ДПМ представляет собой обязательство энергогенерирующей компании по вводу новых мощностей с установленными характеристиками в установленный срок при условии гарантированной оплаты вводимой мощности на определенный срок. По сути, ДПМ представляет собой своеобразный нерыночный тарифный механизм, позволяющий, с одной стороны, снизить инвестиционные риски энергогенерирующих компаний (гарантия потребления мощности), а, с другой стороны, накладывающий на них серьезные обязательства по вводу новых мощностей. При определенной конфигурации механизм ДПМ позволит создать условия, при которых за белорусскую зеленую энергию будут платить иностранные потребители.

В рамках данной концепции Китай уже применяет специальный зеленый тариф и осуществляет таким образом поддержку компаний, которые занимаются энергетической утилизацией отходов. То есть за счет продажи электроэнергии, получаемой в процессе сжигания мусора, на оптовом рынке по повышенному зеленому тарифу инвесторы смогут вернуть вложенные инвестиции. Промышленные потребители как основные оптовые субъекты заключают с поставщиками зеленой энергии ДПМ, согласно которым стоимость энергии для них немного возрастает. При этом промышленные потребители получают возможность компенсировать свои убытки путем повышения цен на экспортную продукцию.

Подобная система предлагается также к внедрению компанией «PT-Инвест» (создана при участии «Ростех») в России. Система отчасти реализована, а механизм ДПМ используется для строительства первых пяти пилотных мусоросжигательных заводов в Подмосковье и Казани. Запустить эти заводы планируется до конца 2023 года. Проект по строительству еще 25 новых заводов по сжиганию отходов находится в стадии обсуждения. «PT-Инвест» рассчитал указанное повышение цен для российского рынка. Рост тарифов составит 0,18% за киловатт. Для крупных компаний это незначительно.

После зимовки, опустошения хранилищ и рекордного роста цен на газ в мышлении европейцев что-то «щелкнуло», начало немного меняться отношение к ВИЭ. И вдруг начали появляться статьи о неразумности отказа от атомной энергетики.

В начале марта 2021 года авторитетный журнал The Economist, восхвалявший ранее альтернативную энергетику, внезапно выпустил материал, в котором признал отказ от ядерной энергетики главной ошибкой Японии и призвал к незамедлительному восстановлению атомной энергетики в мире. 19 марта этого же года в 378-страничном докладе Joint Research Centre изложил научные и практические сведения об атомной энергетике за всю ее историю. Вывод научной комиссии ЕС стал однозначным: АЭС даже прошлых поколений по воздействию на окружающую среду аналогичны солнечно-ветровой энергетике. На этом фоне мы видим, что, несмотря на налоги на углеродный след, страны ЕС используют протекционизм в экологической упаковке. В частности, не предпринимаются меры в отношении энергетически грязной генерации Польши, 60—70% в которой занимает угольная энергетика.

Так или иначе потребность в электроэнергии вырастет, и вместе с ней увеличится ряд сырьевых рисков. В мае текущего года МЭА оценило рост мирового спроса на металлы, необходимые для растущего производства электромобилей и хранения электроэнергии. По оценке МЭА, потребность в литии вырастет более чем в 40 раз, а спрос на кобальт и никель — приблизительно в 20 раз к 2040 году. Вызывают сомнения вопросы достаточности запасов, а также инвестиций в разведку и добычу данных металлов. В этих условиях ожидается взрывной рост цен. При этом МЭА отмечает, что удвоение цен на литий и никель сведет на нет ожидаемое снижение удельных затрат на производство батарей, связанное с двукратным ростом масштаба производства.

Наряду с дефицитными рисками необходимо учитывать и риски, связанные с определенными структурными изменениями на рынке газа. Мы видим, что если в2018 году доля СПГ по отношению к трубопроводному газу составляла 40% к 60%, то, по прогнозам Shell, к 2040 году ситуация изменится с точностью наоборот.

Несмотря на то, что создание инфраструктуры для СПГ направлено на формирование рыночных механизмов ценообразования, подобных нефтяному рынку, именно в последних событиях мы увидели риски для хрупкого рыночного равновесия краткосрочных контрактов на газ и то, как оно повлияло на смежные отрасли. В частности, крупные мировые производители удобрений вынуждены останавливать заводы в Европе. Сейчас около 20% европейских мощностей по производству азотных удобрений пришлось закрыть.

По мнению экспертов Bloomberg, сфомировались условия для тотальной гонки за СПГ между странами Азии, Ближнего Востока и Южной Америки. Если китайские предприятия столкнутся с нехваткой электроэнергии, подскочат цены на сталь, алюминий и ряд других сырьевых ресурсов, дефицит которых мы прогнозировали выше.

Одним из направлений улучшения энергетической эффективности рассматривается применение водорода в качестве альтернативного источника энергии, значительно ускоряющего энергопереход. При этом для обеспечения 15—20% общего спроса на энергию за счет водорода, по оценке специализированной организации Energy Transitions Commission, до 2050 года потребуется почти 15 трлн долларов, что в ежегодном выражении сопоставимо с расходами всего нефтегазового сектора. Водородная энергетика может стать экономически целесообразной только в случае ее обеспечения соответствующими объемами зеленой генерации, и 85% от этой суммы должно быть направлено на данную генерацию. Поскольку реформирование парового природного газа является на данный момент наиболее дешевой формой получения водорода, экспортеры газа займут доминирующее положение на этом рынке.

Наиболее вероятным сценарием является продвижение зеленой повестки наряду с развитием межтопливной конкуренции. При этом взаимозаменяемость энергоресурсов существенно различается по секторам потребления. Наиболее чувствительны к изменению цен на замещающие топлива промышленный и транспортный секторы, наименее — домохозяйства и электроэнергетика. Наряду с ускоренным развитием неуглеродной энергетики будет расширено освоение нетрадиционных ресурсов углеводородов. Будут усилены взаимозаменяемость (замещение нефти газом) и, главное, пределы конкурентоспособности с ними остальных (в том числе возобновляемых) энергоресурсов — в основном через дальнейшую электрификацию всех сфер человеческой деятельности.

Следующим шагом к повышению эффективности энергетической отрасли станет, безусловно, цифровизация ТЭК. Она является стратегическим мировым трендом и связана не только с созданием промышленных симуляторов добычи нефти, но и с формированием новой цепочки добавленной стоимости — за счет автоматизации, а не непосредственного труда рабочих. В первую очередь речь идет об автоматизированных системах управления техпроцессами, а также о системах, осуществляющих мониторинг и диагностику оборудования, управление цепочками поставок, календарное планирование и построение первичных аналитических отчетов, основанных на соотнесении ключевых биржевых индикаторов и внутренних технико-экономических показателей компании.

Сегодня на рынке представлены продукты западных производителей Siemens, GE Fanuc, Honeywell, ABB и других, а также программные средства российских компаний «ОВЕН», «ТЕКОН», «ЭЗАН», «Сегнетикс», «Эмикон». Несмотря на привлекательность предлагаемой траектории повышения эффективности НПЗ, необходимо учитывать риски, связанные с тем, что каждый новый и более сложный виток автоматизации требует все больше средств и становится все менее эффективным. Главная причина этого заключается в существующей архитектуре систем промышленной автоматизации. Сегодня большинство поставщиков подобных программных продуктов ориентируются на архитектуру закрытого исходного кода и не учитывают такой показатель, как интегрируемость системы с другими смежными системами. Системы разных вендоров зачастую достаточно плохо интегрируются между собой, и потребители часто оказываются в ситуации сниженной конкуренции и высоких цен.

В идеале полная оцифровка НПЗ выглядит следующим образом: базовые технологические процессы и состояние оборудования будут управляться системами нижнего уровня. Системами верхнего уровня будет реализовываться анализ внутренних и внешних данных, на основе которого станут формулироваться рекомендации о необходимости ремонта и заказа запчастей, изменения объема выпускаемых продуктов или поиска новых логистических схем отгрузки. За оператором производства останется лишь функция контроля, которая может реализовываться дистанционно.

Таким образом, создание эффективной отечественной мультивендорной платформы с открытым исходным кодом может перевернуть рынок автоматизации энергетики, превратив его в рынок потребителя.

Конечным пунктом и итоговой целью энергетического перехода и развития ВИЭ является создание энергоинформационной сети как основы горизонтальных взаимодействий в энергетике. Данный переход связывается с Третьей промышленной революцией. В мае 2007 года Европарламент выпустил официальную декларацию, которая представляла Третью промышленную революцию как долгосрочное экономическое видение и дорожную карту для Европейского союза. Согласно данной карте все здания из энергопотребителей будут превращены в энергогенераторы, оборудованные мини-электростанциями и подключенные к энергетическому интернету, который станет при необходимости распределять добытую и аккумулированную энергию из возобновляемых источников по всему континенту и даже по всей Земле. Автоматизированным перераспределением планируется решить главный недостаток ВИЭ, связанный с нестабильностью энергогенерации. Распределять планируется приблизительно так же, как мы в интернете скачиваем файлы и делимся ими с людьми со всех концов планеты. Изменится и производство, которое будет полностью автоматизировано и даже частично децентрализовано, так как массово станет использоваться 3D-печать.

Безусловно, данный образ энергоизобилия и децентрализации энергии является достаточно далеким от нынешних реалий. Полагаем, что на нынешнем этапе Республике Беларусь наиболее целесообразно сосредоточиться на энергоэффективности наших производств, частичном развитии ВИЭ через механизмы ДПМ и цифровизации топливно-энергетического комплекса страны, следуя по траектории планомерного снижения затрат.

ТЕКСТ и ГРАФИКИ Виталий Демиров
ФОТО Виктория Анискевич-Клопоцкая